Наверное, каждый, кто по тем или иным обстоятельствам вынужден был иметь дело с Собесом, помянул его работников недобрым словом. И я не являюсь исключением. В моей памяти Собес – это неприветливые, обозленные жизнью и маленькой зарплатой женщины, очереди перед кабинетами, куча справок, которые необходимо собрать для получения мизерного пособия, - все это не располагает к хорошему отношению. Но надо отдать должное служащим этого ведомства, несмотря на некоторую грубость, работу они свою знают и делают ее, может быть, не особенно красиво, зато исправно. Этому способствует и их накопленный опыт, и сама система ведомства, налаженная годами. В общем, граждане и Собес сосуществуют, если и без взаимной приязни, то и не без пользы: во всяком случае, в Москве, где я живу, пенсии и пособия выплачивают без задержек. Вернее, выплачивали, потому что с недавнего времени все изменилось.

         В Москве, в которой по разным сведениям проживает от 10 до 30 миллионов человек, есть такой известный теперь по фамилии и в лицо почти каждому россиянину гражданин Зурабов. Занимался он бизнесом, и вроде бы не бедствовал. Но однажды оглянулся он окрест себя, и душа его страданиями сограждан уязвлена была. Бросил после этого гражданин Зурабов прибыльное частное дело и подался на госслужбу, в правительство, Пенсионный фонд для страждущих сограждан обустраивать. Обустроил он его на славу. Офисы отстроил, персонал набрал, и сам стал этим самым Фондом руководить. Говорят, работники Фонда его любят и всячески уважают. Оно и понятно: живут они под руководством Зурабова неплохо. Образование получают, отдыхать ездят, лечатся в случае надобности, и все за счет этого самого Фонда, который создавался, чтобы всем российским гражданам к пенсии жизнь облегчить. Но ведь даже ежу понятно, что всем помочь невозможно, поэтому нужно постараться  облегчить жизнь хотя бы служащим своего родного ведомства, с чем этот Фонд успешно справляется. На наши с вами, дорогие россияне, будущие и нынешние пенсии.

            Обо всех остальных, кто в Фонде не работает, Зурабов тоже позаботился: разослал  письма, что мол, помню о вас, не забываю, живу хорошо, чего и вам  желаю.

           И так это благолепие правительству понравилось, что назначили гражданина Зурабова министром здравоохранения и социального развития. Но и любимое его детище, Пенсионный Фонд, тоже за ним оставили.

           На новом посту Михаил Зурабов развернулся. Последствия его деятельности, которые в народе прозвали монетизацией, все знают, поэтому я об этом и говорить не буду. А рассказать мне хочется о своем, наболевшем.

           К чему я вначале Собес вспомнила? А к тому, что раньше он следил за тем, чтобы пенсии были вовремя адресатам перечислены, и неплохо с этой работой справлялся. Но Пенсионный Фонд решил расширить сферу своей деятельности, и, кроме будущих пенсионеров, приписал к своему ведомству всех пенсионеров нынешних. Теперь о них тоже будет заботиться наш все успевающий Зурабов. Но вот тут то и случилась неувязочка. По дороге из Собесов в Пенсионный Фонд некоторые папочки с личными делами пенсионеров потерялись. И так случилось, что среди потерянных дел оказались и сведения о моих родителях - пенсионерах с большим стажем, людей немолодых и уже нездоровых. И пенсии им платить перестали. Нет бумажки, нет и человека. Я, как заботливая дочь, принялась выяснять, почему мои родители остались без пенсии. Обратилась по старинке в Собес. Там мне объяснили, что теперь они этими делами не ведают, но все сведения о моих родителях в Пенсионный Фонд, как положено, передали и запись об этом в реестр внесли.

       Дальше поиски пропавшей пенсии привел меня в Пенсионный Фонд. И вот тут я поняла, что все познается в сравнении. Потому что по сравнению с детищем  Зурабова искренне нелюбимый мной Собес показался мне образцом порядка и профессионализма.

       Сначала я пыталась навести справки и разрулить ситуацию по телефону. От моих родителей служащая Фонда пыталась всячески откреститься, но, припертая к стенке фактами, согласилась с их наличием (самым весомым доказательством бытия моих родителей оказался номер из реестра, сделанного в Собесе) и дней пять искала их дела. Оказалось, что таких потерянных пенсионеров в Фонде немало, так что мои родители пострадали не в одиночку. Хотя этот факт их мало утешил. Через неделю эта же самая служащая клятвенно уверила меня, что в следующем месяце мои родители получат всю причитающуюся им пенсию. Но и на следующий месяц счета моих родителей оказались девственно пусты. Всего в общей сложности пенсию им Фонд не перечислил уже за пять месяцев. И это в Москве, которая в лице ее мэра Лужкова гордиться тем, что пенсии тут выплачивают без задержек.

         Сверившись в Уголовном Кодексе, и уточнив, что такая деятельность работников Пенсионного Фонда характеризуется уголовным правом как халатность, я написала соответствующее заявление начальнику 6 управления этого славного ведомства, к которому приписали моих родителей, и направилась в его приемную, чтобы передать свое послание лично.

           Если сказать, что я была впечатлена, то это будет очень неточно. Высоченная башня на улице Енисейской под номером 2, где находится 6 управление Пенсионного Фонда, ведающее округом СВАО и Московской областью, охраняется так тщательно, как будто там занимаются секретным оружием. У входа с турникетом каждого входящего встречают три вооруженных охранника и тщательно допрашивают, за какой надобностью и к кому тот  идет. Хотя непонятно, зачем они это делают, потому что отсюда попасть можно только в комнатушки с рядовыми сотрудниками, собирающими бумажки. Толпится в узких коридорах перед этими комнатушками несметное количество пенсионеров будущих и настоящих. Оно и понятно, Собесы были в каждом районе, а Пенсионный Фонд занимается этим делом, так сказать, скопом.

      Начальство же сидит совсем в другом месте, и к нему на этаж путь перегораживает еще одна охрана, посолиднее. Абы кого они туда не пропускают, и меня с моим ругательным заявлением тоже не пустили бы, но я все-таки проникла. Как, не расскажу, секрет фирмы. Там, конечно, коридоры пошире, комнаты побольше, но посетителей нет совсем, они туда не допускаются. Заявление мое секретарша, немало удивленная моим появлением в святая святых, все же приняла, зарегистрировала и сказала, что в течение месяца мне ответят. Самого же начальника управления  на месте не было, и раньше понедельника, как мне сообщили, его на рабочем месте не ждут, хотя дело было в среду. Надо думать, он там, вообще, не часто появляется. Я было хотела напомнить дамам, сидящим в приемной, что через месяц меня не устраивает, так как мои родители и так пять месяцев без пенсии сидят, но меня уже никто не слушал.

             Когда я возвращалась обратно, проходя недоступными для посетителей недрами этого заведения, несколько успокоенная тем, что хотя бы передать свое заявление мне удалось, то стала внимательнее приглядываться к окружающему.  И тут мне на глаза попалось висящее на стене объявление, предназначенное для служебного пользования. Я, конечно, ко многому уже привыкла, и даже то, что пенсионеров за здорово живешь «потеряли» и лишили  пенсии,   меня  хоть  и возмутило, но не потрясло до глубины души. Но это объявление превзошло все мои представления о цинизме. В нем работникам Пенсионного Фонда напоминали, чтобы они не забывали у всех обратившихся к ним пенсионеров собирать взносы на памятник детям Беслана. И название памятника такое трогательное было указано, что-то вроде «Внукам от дедов».

             Оказывается, гражданин Зурабов не только о пенсионерах душой болеет, он еще и о погибших детях скорбит. Вот памятник им поставить хочет. В Беслане. За счет пенсии. Но не своей, которая ему еще по возрасту не положена, а тех стариков, которые стоят в его Фонде в очередях, мучительно решая, отказаться им от льготных лекарств, которые в аптеки, подведомственные тому же Зурабову,  все равно не поступают, и получать на руки 400 рублей в месяц, или все-таки предпочесть этим реальным рублям, эквивалентным двум килограммам чертовой колбасы, которая у нас самая постоянная валюта, мифические лекарства.

          Вы, наверное, обратили внимание, что я упорно называю Зурабова гражданином. Это не потому, что он им быть обязан, а потому что надеюсь, что когда-нибудь он все-таки получит то, что заслужил своей бурной деятельностью.

                                                                                                 Вторая серия

          А как же пропавшие пенсии? Не ожидая милости от чиновников, я решила взять судьбу этого дела в свои руки. Прождав для проформы неделю (если помните, начальник управления обещался прийти на рабочее место в понедельник, а без его визы любое заявление – ничтожная бумажка, которой сами знаете, что можно сделать), я позвонила в приемную и поинтересовалась, кому передали мое заявление для принятия мер. Оказалось – никому: заявление не подписано - то ли начальник на работу пока не выходил, то ли он там вообще не для того, чтобы всякими мелочами заниматься. Но и из неподписанного заявления тоже можно извлечь пользу. Раньше со мной секретарша даже разговаривать не стала бы, а теперь, из-за зарегистрированной бумажки, заговорила. Узнала я у нее телефон и имя начальника рангом пониже, сведений таких на сайте Пенсионного Фонда, где я поначалу информацию о нем черпала, нет (этот сайт больше похож на ребус «Найди то, сам не знаю что», т.к. почти ни один адрес и телефон там не соответствует действительности). Тот начальник отправил меня еще ниже, и, в конце концов, по цепочке я добралась до нужного мне маленького начальника, с которым уже можно было разбираться по существу моего дела. И тут, правда, опять  не сразу, выяснилась удивительная вещь: оказывается, все эти пять месяцев Фонд направлял пенсии для моих родителей «на деревню дедушке» - в некое почтовое отделение, находящееся в том районе города Москвы, из которого мои родители уехали одиннадцать лет назад. Более того, адреса, на который  переводились деньги, и вовсе  не существует в природе, потому что пятиэтажку  эту уже лет восемь как снесли.